Конечно, по сравнению с тем, что было 26 лет назад, традиционный электорат Лукашенко уменьшился. Зато новый, наоборот, увеличился: с учетом членов семей это сотни тысяч человек, а вовсе не только 1500 бойцов ОМОНа. И дело тут не столько в официальных заявлениях, сколько в интересах этих опорных групп электората.
Обе они, хотя и по-разному, заинтересованы в статус-кво или, как сказал в своем предвыборном послании к парламенту и народу Лукашенко, в «безальтернативной роли государства в жизни нации» и «совершенствовании того, что есть». Перспективы реальных реформ их только пугают, поскольку многие из них опасаются, что нового не приобретут, а то, что имеют сейчас, потеряют. Для одних это материальное положение (в том числе небольшие, но стабильные зарплаты и пенсии), для других — социальный статус, для третьих — власть. И отказываться от этого они не собираются.
— Сколько таких людей в Беларуси?
— Белстат говорит, что сегодня в стране 2,5 млн пенсионеров и 1 млн бюджетников. В селах и малых городах (менее 50 тыс жителей) проживают около 40% населения. Всего, по данным ЦИК, в стране около 7 млн избирателей, значит, в «глубинной» Беларуси проживают 2,7 млн. По данным многолетних опросов НИСЭПИ, эти избиратели активно участвовали в выборах, и большинство из них голосовали за Лукашенко.
Если к ним прибавить несколько сот тысяч «государевых людей», а также значительную часть рядовых бюджетников, то получится примерно 3 млн избирателей, обычно голосующих за Лукашенко. С учетом этих данных можно утверждать, что даже несмотря на кризис доверия к власти из-за ее неадекватного отношения к пандемии, к 9 августа лукашенковская Беларусь никуда не делась.
— И кто же эти люди?
— Одним из редких заслуживающих доверия объективных свидетельств стали результаты структурированных интервью, проведенных независимым социологом Оксаной Шелест во время протестов в Минске. Если кратко, их суть такова: нынешние акции — протест интеллигенции и новых групп (учителя, преподаватели вузов, креативный класс, работники культуры, медиа, очень много айтишников); людей с заводов сначала не было вообще, сейчас они стали появляться; практически все опрошенные участвовали в выборах и голосовали за Тихановскую; несмотря на очень четкую «бело-красно-белую» окраску — это русскоязычный протест.
Представляет ли городская интеллигенция и новые группы те традиционные опоры власти, которые я только что описал? Отчет очевиден. Расчеты команды «Голоса» вполне убедительны, но проблема заключается не столько в том, что они проанализировали данные только трети проголосовавших избирателей, сколько в социально-географическом перекосе этих данных.
— В чем он состоит?
— В Минске, по данным ЦИК, проголосовало 16,6%, в Гомельской области — 15,8%, в Могилевской — 11,9% от общего числа (5 818 955 человек) проголосовавших в стране избирателей. А среди всех (1 875 998) избирателей в оцифрованных «Голосом» протоколах избиратели Минска составляют 34%, Гомельской области — 8,7%, Могилевской — 7%.
Очевиден перекос в пользу столицы (где несогласие с результатами выборов выразили сотни тысяч избирателей) за счет белорусской глубинки. Особенно из восточных областей, где протесты были намного скромнее, а значительная часть электората традиционно голосует за Лукашенко.
Объяснение очевидно: избиратели, голосовавшие за альтернативного кандидата, проживающие главным образом в столице и больших городах, представляли «Голосу» свои бюллетени намного активнее, чем жители глубинки или «государевы люди». Тем более если они голосовали за Лукашенко.
Таким образом еще раз подчеркну: сказать точно, кто победил на выборах президента Беларуси, сегодня вряд ли возможно. Вполне вероятно, что 50% + 1 голос не набрал ни Лукашенко, ни Тихановская, хотя обоих можно называть лидерами. Он — лидер согласной с его курсом Беларуси, она — лидер несогласной. В любом случае масштабы фальсификаций, доказанные «Голосом» и подкрепленные массовыми протестами, свидетельствуют, что официальные результаты не могут быть признаны, и необходимы новые выборы — свободные и справедливые.
— Как теперь можно выяснить, каким все же было волеизъявление белорусов? Есть ли некие косвенные индикаторы?
— Их, к сожалению, немного. Утечка заслуживающих доверия результатов исследования академического Института социологии показала, что апрельский рейтинг доверия Лукашенко в Минске не превышал 24%, а значит, электоральный рейтинг по стране был порядка 30%. Такова была ситуация до начала избирательной кампании.
Процитированные выше результаты исследования Оксаны Шелест дают некоторое представление о тех, кто голосовал против Лукашенко. Самыми надежными, хотя и неполными, остаются данные, представленные «Голосом». Хотя с выводами российских «Ведомостей» (Лукашенко мог набрать 51%, а Тихановская — 38%), проанализировавших протоколы с его платформы, не согласился сам основатель «Голоса» Павел Либер, эти выводы вполне коррелируют с представленными выше данными.
— Происходящее с 9 августа в Беларуси многие называют революцией. Как бы вы его охарактеризовали?
— Сегодня многие говорят о политической революции. С этим можно соглашаться или спорить: ведь главный итог политической революции — смена власти — пока не достигнут. Но совершенно определенно, это нельзя назвать социальной революцией, поскольку социальная структура белорусского общества в результате этих событий кардинально не изменилась.
Как я уже сказал, лукашенковская Беларусь если и уменьшилась, то никуда не делась. Поскольку она не выходит на площади по собственной инициативе, то в публичном пространстве остается почти невидимой. А без социальной революции даже смена власти не гарантирует кардинальных изменений.
— Как повлияли массовые акции протеста на уровень поддержки властей и новой оппозиции?
— Хотя надежных исследовательских данных на этот счет нет, предполагаю, что в целом протесты такого масштаба уменьшили поддержку властей и увеличили поддержку новой оппозиции. В то же время вполне вероятно, что опорные социальные группы — «глубинная» Беларусь и «государевы люди» — наоборот, сплотились вокруг власти из-за страха потерять то, что имеют.
Возможен ли диалог между расколотым обществом
— Какими вам видятся сценарии разрешения политического кризиса в Беларуси — оптимальный и тот, который в итоге будет реализован?
— Оптимальным сценарием был бы долгожданный диалог «согласной» и «несогласной» Беларуси, в результате которого новая власть была бы избрана на свободных и справедливых выборах. Сегодня признанный лидер есть не только у одной, но и у другой стороны. Конечно, их политический вес несоизмерим, поскольку Лукашенко контролирует «государевых людей», а Светлана Тихановская не контролирует даже протестное движение. Но их социальный вес, то есть опора в обществе, впервые стал соизмеримым.
Проблема, однако, заключается в том, что, по мнению властей, «основой протестов являются люди с криминальным прошлым и безработные, обкуренные, пьяные, с наркотиками». А по мнению протестующих, Лукашенко поддерживают «коррумпированные чиновники» и «тонтон-макуты из ОМОН». Каждая сторона считает, что абсолютное большинство избирателей за нее. Поэтому их требования бескомпромиссны: с одной стороны — «Никому не позволю сломать эту страну!», с другой — «Саша три процента, уходи!». Какие при таком подходе могут быть переговоры, которые должны вестись не от имени Лукашенко и Тихановской, а миллионов стоящих за ними согласных и несогласных белорусов?
Судя по политической и геополитической динамике, этот сценарий становится возможным только при готовности протестующих к силовому противостоянию, то есть к жертвам, которых пока все стараются избежать.
В данный момент более реалистичным представляется имитационный сценарий, по которому власти постараются сымитировать и политический диалог, и конституционную реформу и в конечном счете замотать реальные перемены. В то же время очевидно, что после завершения политического кризиса оставаться такой, какой она была раньше, глубоко расколотая Беларусь больше не может, и политический кризис при таком сценарии «не рассосется». Когда наступят реальные перемены, какой ценой, и какими они будут — вопрос открытый.
Читать полностью: https://news.tut.by/economics/702738.html
